IPB

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

Активные темы за последние сутки
Новые сообщения с Вашего последнего посещения
Главная страница форума
О подвигах и делах уходящих воинов-стариков, Они не щадили себя во имя будущего. Вспомним их добром
Jurgen
сообщение 7.9.2010, 18:54
Сообщение #1


Активный участник


Группа: Пользователь
Сообщений: 520
Регистрация: 4.2.2009
Из: Напротив своего дома
Пользователь №: 27




Документальный фильм
“Наука побеждать. Подвиг комбата”



о выдающемся генетике и уникальном человеке

Иосифе Абрамовиче Рапопорте:

www.1-film-online.com/?p=16086

или

http://rutube.ru/tracks/3226760.html?v=7a1...p;bmstart=30047












Сайт





С первой женой



Возвращение домой трижды не Героя Советского Союза,
не ставшего Нобелевским лауреатом (поскольку не подал повторное заявление о вступлении в КПСС).


Днем 26 августа 1945 г. по улице Обуха (Воронцово Поле) стремительно двигался небольшого роста молодой гвардии майор. Его левую глазницу закрывала марлевая повязка. Свернув в калитку особняка под номером 6 – здания института, он вошел во двор и потянул на себя тяжелую резную дверь.

Дежурная у входа, не сдержав радости, громко выкрикнула: «Юзик вернулся!»
Этим домашним именем называли здесь доктора биологических наук Иосифа Абрамовича Рапопорта, десять лет назад аспирантом переступившего порог этого здания. После четырех лет страшной войны он вернулся к любимой генетике.


И.А. Рапопорт, 1945 г.


Иосиф Рапопорт родился 14 марта 1912 г. в Чернигове в семье врача. Уже в детстве Юзик удивлял способностями к языкам и прекрасной памятью. Как многие молодые люди в те годы, он увлекался парашютизмом и авиацией, но биология пересилила. Он выбрал первую в стране кафедру генетики, основанную в Петроградском университете профессором Ю.А. Филипченко.

Студентом-второкурсником, услышав выступление директора московского Института экспериментальной биологии Николая Константиновича Кольцова, он решил по окончании учебы работать у него в любой должности.

Кольцов был великим ученым, основателем нашей школы экспериментальной биологии.

Он первым в мире осознал и высказал главную биологическую идею века: о непрерывности нити жизни, обеспечиваемой самокопированием гигантских наследственных молекул, отдельные части которых представлены генами.

Его гипотеза 1927 г. о матричном воспроизведении жизни легла потом краеугольным камнем в основание молекулярной биологии.

Не зря нобелевский лауреат Дж.Уотсон признает себя «научным внуком» хорошо известного на западе Н.В. Тимофеева-Ресовского, который тоже был «птенцом гнезда Кольцова». Еще одно важное направление работ Николая Константиновича было связано с проверкой другой его гипотезы – о радиации и активных химических соединениях как факторах, вызывающих скачкообразные наследственные изменения организмов путем мутаций.


h
Бывшее здание Института экспериментальной биологии Н.К. Кольцова

С 1925 г. маленький, но блистательный Кольцовский институт обитал в уютном купеческом особняке. Его сотрудники трудились творчески и самозабвенно, разделяя убежденность своего руководителя – ничто не может быть выше занятий наукой. В начале века русская, а потом и некоторое время советская биология была едва ли не лучшей в мире.

Чувство единой семьи сплачивало профессоров и вахтеров. Тон задавали личность основателя, его творческая мощь и нравственный пример. Молодые сотрудники работали много и весело.
П
ри строгой дисциплине тут царил непоказной демократизм. Дух научной свободы и высокой требовательности, задаваемый Кольцовым, создавал сплав ярких творческих личностей. Институт стал для Рапопорта домом, где он сложился как ученый и который вместе с другими строил и защищал.
Начало трагедии

Темой его кандидатской диссертации стали

«Многократные линейные повторения гена и участка хромосомы».

Любимым, удобным объектом генетиков была классическая мушка дрозофила.

Загадочные множественные повторы генов изучают на ней и теперь, спустя 65 лет.

Рабочий день Рапопорта продолжался с 6 утра до 11 вечера. Объем работы был таков, что он один использовал половину пробирок с кормом для мух всей лаборатории. За сверхурочную работу он платил препаратору из своего скудного жалованья.

Кольцов постоянно и настойчиво подводил своих сотрудников к выявлению действия факторов внешней среды на появление наследственных изменений – мутаций. Начав эти исследования в 1918 г. (!) с изучения влияния рентгеновских лучей,
Кольцов опередил в поиске и российского микробиолога Г.А. Надсона, и будущего Нобелевского лауреата Г.Дж. Меллера, но из-за материальных трудностей времен Гражданской войны четко доказать природу изменений ему не удалось.


Стандартными объектами – мушками дрозофилами – тогда располагали только за океаном, в школе Т.Г. Моргана. Тем не менее открытия химического мутагенеза мы не уступили никому. В работе 1932 г. сотрудник Кольцова В.В. Сахаров, используя 10%-ный раствор йода, получил у дрозофилы ряд новых, сцепленных с полом мутаций,

а М.Е. Лобашов и Ф.А. Смирнов в Ленинграде в 1932 г. на 1109 линиях дрозофилы выявили во втором поколении одну летальную мутацию, возникающую под действием уксусной кислоты. Но настоящий прорыв в этой области – заслуга И.А. Рапопорта.

Внимание директора к работе любимого ученика было постоянным.

С середины 30-х гг. росло напряжение и внутри страны, и на ее рубежах. Н.К. Кольцов делал все, что мог, для защиты института и своих сотрудников.

В предвоенные годы нарастает волна сталинских арестов. Началось наступление на научную биологию «народного академика» Т.Д. Лысенко.

Опьяненные победой в огромной стране, иные большевики поверили и в свою власть над законами природы. Лысенковщина стала «наукой» карьеристов и невежд, переводящих несогласных с ними «в политическую плоскость».

Одной из главных крепостей, которую лысенковцам предстояло взять, был Кольцовский институт.

Они уже захватили ВАСХНИЛ, сместив неугодного «вождю народов» Н.И. Вавилова – основателя и первого президента этой молодой советской академии, чье имя на обложке международного журнала «Heredity» («Наследственность») стояло рядом с Менделем и Дарвином, и осваивались в Академии наук СССР.

Но в Наркомздраве, где числился Кольцовский институт, у них поддержки не было.

Тогда в 1938 г. институт переводят в состав АН СССР и приступают к его ломке.

В «Правде» появляется направленная против Н.К. Кольцова клеветническая статья академиков:
химика А.Н. Баха, ботаника Б.А. Келлера, перебежавшего к лысенковцам, и других –
«Лжеученым не место в Академии наук». На общем собрании в присутствии комиссии кольцовцы держались стойко, защищая директора и свой дом – институт.

Среди выступавших был и секретарь комсомольской организации Юзик Рапопорт.
Кольцов не согласился ни с одним из обвинений и «ошибок» не признал.

Но, вызвав огонь на себя и потеряв директорский пост, сумел спасти свое детище.

Так еще до войны началось планомерное уничтожение советской генетики. Были арестованы и вскоре уничтожены видные генетики: Николай Иванович Вавилов, заведующий кафедрой генетики Ленинградского университета Георгий Дмитриевич Карпеченко и Григорий Андреевич Левитский, директор Медико-генетического института Соломон Григорьевич Левит и другие. В декабре в ленинградской командировке не стало и Кольцова – инфаркт.

Но работа отдела генетики в Кольцовском институте продолжалась.

Темой докторской работы И.А. Рапопорта стало получение ненаследуемых изменений – фенокопий, внешне неотличимых от мутаций.

Тогда же им были выявлены соединения, вызывающие взрыв мутаций, – химические мутагены.

Защита диссертации была назначена на июнь 1941 г. Ей помешала война.

Страна нуждалась в другой защите. Юзик ушел в армию добровольцем.
Герой-комбат

С командирских курсов «Выстрел» он вышел старшим лейтенантом.

Командиром 3-го батальона 476-го стрелкового полка в ноябре 1941 г. на Крымском фронте получил тяжелое ранение.

В декабре 1942 г. был направлен на ускоренные курсы Военной академии им. М.В. Фрунзе и окончил их в звании капитана.

Узнав о пребывании Рапопорта в Москве, завкафедрой генетики Московского университета А.С. Серебровский, тоже ученик Кольцова, пригласил офицера защитить свою диссертацию.

На стенах аудитории еще висели таблицы со времени так и не состоявшегося в 1941 г. заседания.

После защиты Иосиф Абрамович получил два предложения, позволявшие ему быть отозванным из действующей армии.

Первое – от академика секретаря президиума АН СССР Л.А. Орбели, второе – из оконченной им только что Военной академии – остаться преподавать. Рапопорт выбрал фронт.

В знаменитой операции форсирования Днепра, будучи начальником штаба 184-го стрелкового полка, он самовольно изменил место переправы.

Это позволило с малыми потерями форсировать реку в удобном месте и, зайдя в тыл противнику, заставить его отступить, бросив укрепленные позиции на высоком западном берегу.

В итоге 62-я дивизия смогла навести переправы и закрепиться на западном берегу Днепра. За этот подвиг Рапопорт был награжден орденом Красного Знамени и
в первый раз представлен к званию Героя Советского Союза, но так его и не получил.


В дальнейшем ходе операции он вывел из окружения части, которым грозило уничтожение.

«Батя-комбат», как называли его подчиненные, был не только отчаянно храбрым офицером.

Он берег бойцов и заботился о них.
На фронте он вступил в партию, что давало ему «льготу» как офицеру, еврею и коммунисту, попав в руки фашистов, первым пойти под расстрел.

В своей книге
«Трудная наука побеждать» генерал Н.И. Бирюков писал:
«Совсем недавно Рапопорт работал в оперативном отделе штаба корпуса – и отлично работал!

До войны сотрудник Академии наук, этот юноша владел несколькими иностранными языками, и, когда мы начали заграничный поход, он стал просто незаменим.


Но офицер так настойчиво просился в бой, что отказать я не мог. Рапопорт принял батальон.
Отважный, находчивый, он везде был на месте».

За прорыв линии «Королева Маргарита»
на пути к Будапешту капитан был награжден полководческим (генеральским!) орденом Суворова
и во второй раз представлен к званию Героя, которого его вновь лишили.

25 декабря 1944 г. Рапопорт должен был принять полк, но получил тяжелое ранение.
Потеряв глаз и чудом выжив, он сбежал из госпиталя в свой батальон.
Но, подчиняясь приказу, вынужден был принять оперативный отдел штаба дивизии.


Спецвыпуск газеты «Красное знамя», 1944 г.

7 мая 1945 г. И.Рапопорту приказали возглавить подвижной передовой отряд и прорваться сквозь порядки отступающей 300-тысячной группировки германских войск для встречи с американцами.

Но немецкие генералы не собирались сдаваться.
После 4 часов движения на броне самоходных орудий отряду преградили путь три танка «Тигр», занявшие боевой порядок.

Иосиф Абрамович вспоминал:
«Я соскочил на землю, подбежал к главному немецкому танку, постучал рукояткой пистолета по броне, по-немецки приказал открывшему башенный люк немецкому танкисту разрядить орудия в воздух и очистить дорогу для нашего отряда.

После некоторого колебания немецкие танки подчинились моему приказу, отойдя назад,
и после нашего прохождения вновь встали на место в том же порядке,
а наш передовой отряд устремился к Мельку».

Встреча с частями 3-й американской армии состоялась.
Маршал Ф.И. Толбухин доложил Ставке о выполненном задании, отметив действия усиленного подвижного отряда под командованием майора И.А. Рапопорта.

Командование в очередной раз представило гвардии майора к званию Героя, но он его опять не дождался.

8 мая вместе с двумя своими командирами, генералами Бирюковым и Дрычкиным, он получил из рук американцев орден
«Почетного легиона».

За войну И.А. Рапопорт был награжден
двумя орденами Красного Знамени,
тремя орденами Отечественной войны,
орденом Суворова,
орденом Красной Звезды Венгрии и многими медалями.

Короткая мирная передышка

Сняв погоны, Рапопорт с головой окунулся в работу. До разгромной сессии 1948 г. оставалось три года, но он успел многое.

Уже в 1946 г. в журнале «Доклады Академии наук» появилась его первая послевоенная статья
«Карбонильные соединения и химический механизм мутаций», ставшая приоритетной.

Позже Нобелевская комиссия вынесет определение, что научное открытие изменения генов под действием химических веществ принадлежит ему и немецкой эмигрантке Шарлотте Ауэрбах, начавшей эту тему в военные годы в Шотландии

и не знавшей о работах Рапопорта.
Идущего первым Рапопорта задержала война...

В трудные послевоенные годы в воздухе повеяло духом свободы. Народ-победитель ощутил свою силу.

Рядовой селекционер, член партии Е.Н. Радаева писала А.А. Жданову в сентябре 1947 г.:
«Широковещательные предложения акад. Лысенко при практическом их осуществлении являются бесплодными... ВАСХНИЛ превратился в пристанище шарлатанов от науки и всякого рода «жучков».

Официальным философом ВАСХНИЛ стал небезызвестный И.Презент, путаник и болтун, не раз битый за левацкие фразы и дела».

Кресло под Лысенко зашаталось.
Он начал терять поддержку даже в отделе науки ЦК: выпускник Московского университета Ю.А. Жданов, сын близкого вождю А.А. Жданова, склонялся в сторону научной генетики.

Зал затих...

«Народный академик» бросился за помощью к самому «хозяину».

И в августе 1948 г., в разгар каникул, экспедиций и отпусков, внезапно начался очередной политический процесс – лысенковцы «судили» генетиков и генетику на своей сессии ВАСХНИЛ.

Подготовка прошла в лучших традициях большевизма – втайне от генетиков.

Все роли были заранее расписаны, тексты согласованы. Доклад Лысенко редактировал сам «корифей науки».

Доброжелатели не советовали Рапопорту выступать, а если решится, то только при орденах.

Чудом попав в зал заседаний, Иосиф Абрамович оказался самым смелым и последовательным защитником науки от клеветы шарлатанов.

Опираясь на достижения кольцовской школы, он дал в своем выступлении обзор достижений научной генетики того времени:

«Ген является материальной единицей с огромным молекулярным весом порядка сотен тысяч и даже миллионов единиц
(не забудем, что тогда это была лишь смелая гипотеза его учителя. – Прим. авт.).

Гены имеются в ядре клетки в совершенно определенных точках, которые называются хромосомами.
Эти единицы стали известны нам в результате настойчивых и трудоемких экспериментов.

Мы убедились, что можно искусственно перемещать единицы из одной хромосомной системы в другую.

Мы убедились, что эти наследственные единицы – гены – не являются неизменными, а, наоборот, способны давать мутации...


Советскими генетиками найдены химические агенты, которые позволяют произвольно получать наследственные изменения во много раз чаще, чем это было ранее».

Рапопорт напомнил и о методах гетерозиса, искусственной полиплоидии, он призывал использовать все новое в мировой генетике для нужд социалистического сельского хозяйства и микробиологии.

Не отвечая по существу, искажая услышанное, лысенковцы прибегли к своему излюбленному оружию
– политической демагогии.

Узнав, что Лысенко поддержан Сталиным, «покаялась» и часть оппонентов.

Рапопорт, достойный ученик Кольцова, не отрекся от истины, а, как отмечено в стенограмме, «отпускал оскорбительные реплики, допускал выкрики», до последнего защищая науку:

«Генетика стоит на пороге великих открытий. Она является лучшей теорией, чем ваша.

Обскуранты!» Выступления лысенковцев встречались аплодисментами, возражавших – гиканьем, выкриками. На один из них:
«Откуда взялся этот хулиган Рапопорт?!» – услышали:
«Из седьмой гвардейской воздушно-десантной дивизии!»

Началась очередная «охота на ведьм».
Повсюду – в вузах, академиях и на опытных станциях – выявляли и истребляли генетику.
Линии мух, полученные Иосифом Абрамовичем, были уничтожены.

Труды института с изложением его докторской диссертации сожжены.

Лабораторию закрыли, ее сотрудники оказались на улице.

Зная, что Рапопорта не запугаешь, его уговаривали покаяться, давили на партийный долг.

Он потерял партбилет, а взамен получил «волчий» – на работу его не брали.

Но «смелого пуля боится» – Иосиф Абрамович спас честь оклеветанной советской генетики и выжил сам.

После сессии 1948 г. он заметно поседел. Он был инвалидом войны, страдал от астмы.

Но на его поступках это не отражалось. За ним стояли высокая Правда, верность Науке и Родине.
Долгое возвращение

Сначала доктор наук Рапопорт пытался устроиться в метро, потом на временную работу в геологические партии, под чужой фамилией делал переводы для Института научной информации...

Вскоре после смерти генералиссимуса, в 1954 г., он пишет небывало резкое письмо новому руководителю партии, Н.С. Хрущеву,
продолжавшему лелеять Т.Лысенко.

От «гражданина Хрущева» ученый требовал (!) «членораздельного изложения намерений политического и административного начальства, к которому Вы принадлежите и которое ответственно за полный разгром нескольких биологических наук в 1948 г.».

Рапопорт настаивал на приеме у первого секретаря ЦК «по вопросу, сейчас, по-видимому, решающему – о судьбе генетики».

Заметьте, не о судьбе лишенного работы доктора наук, вынужденного перебиваться случайными заработками, а о будущем самой этой науки в СССР!

Но Лысенко устоял.

В 1956 г. Нобелевская премия впервые была присуждена советскому ученому
академику Николаю Николаевичу Семенову.

При вручении премии в Стокгольме разделивший с ним награду С.Хиншелвуд (нет пророка в своем отечестве!) рассказал Семенову о классических работах Рапопорта, известных за границей.

В 1957 г. началось возвращение Иосифа Абрамовича к любимой работе в стенах возглавляемого Н.Н. Семеновым Института химфизики АН СССР.

Этот путь осложнялся на каждой ступени «компетентными органами».

Рапопорт писал: «Мне посчастливилось найти во втором приютившем меня научном учреждении немалое родство по духу с исчезнувшим безвозвратно Кольцовским институтом...»

И вот в 1960 г. первая ласточка – увидела свет новая работа Рапопорта –
«Реакция генных белков с 1,2-дихлорэтаном»!

В 1962 г. Нобелевская комиссия выдвинула И.Рапопорта и Ш.Ауэрбах на получение премии.

Помня недавний скандал с лауреатством Б.Пастернака, шведы осторожно запросили мнение советских властей...

В ЦК поставили условием поддержки заявление ученого о повторном вступлении в партию.

Но в то время члены КПСС были обязаны поддерживать так называемую мичуринскую биологию (к которой, кстати, сам знаменитый садовод не имел никакого отношения). Конечно, Рапопорт отказался.

Отказался от всемирного официального признания, от почти автоматического избрания академиком, от денег, наконец.

Для него существовали иные ценности. Тогда ЦК сочло представление И.А. Рапопорта к Нобелевской премии «преждевременным».

В итоге ни он, ни Ауэрбах нобелевскими лауреатами не стали (таковы правила – оба или никто).

Блистательное достижение генетики ХХ в. так и не отметили высшей научной наградой, хотя премия за «параллельный» – радиационный – мутагенез была вручена Г.Дж. Меллеру еще в 1946 г.

По мнению старейшего генетика профессора Н.Н. Медведева, считавшего необходимым избрать И.А. Рапопорта академиком, химический мутагенез был едва ли не единственным разделом мировой генетики, где советский ученый, после истребления этой науки в 1948 г., сумел сохранить для своей Родины ведущее положение.


Верная и очень практичная теория

Открыв в 1946–1948 гг. многие сильные и сверхсильные химические мутагены, Рапопорт получил и первые обнадеживающие данные по их применению в микробиологии и на культурных растениях. Возглавив отдел химической генетики в Институте химфизики,
Иосиф Абрамович стал руководителем нового научно-практического направления.

Ему удалось сделать работу селекционеров генетически осмысленной, а работу генетиков решительным образом связать с практикой.

В отличие от мощного, но действующего неспецифически радиационного мутагенеза, химические мутагены, повышая частоту мутаций
в тысячи и десятки тысяч раз, зачастую служат «волшебной пулей», позволяющей получить хозяйственно ценные мутации.


Колосья озимой пшеницы имени И.А. Рапопорта, 1990 г.


К концу 1991 г. на основе химического мутагенеза в содружестве с селекционерами и агрономами было создано 393 новых сорта культурных растений, в большинстве зерновых.

Они отличаются высокой продуктивностью, устойчивостью к фитопатогенам, к неблагоприятным почвенным и погодным условиям.

Молодой чиновник в Госкомнауке не мог взять в толк, почему этот Рапопорт, ставший по сути селекционером,
никогда не ставит свое имя в число авторов создаваемых сортов.

А президент АН СССР академик А.П. Александров заметил, что пока иные делят авторство, забыв о самом деле, методы Рапопорта работают, принося пользу.

Они успешно работали и на микробиологическую промышленность,
особенно для получения мощных производственных штаммов, создания штаммов – продуцентов новых антибиотиков.

Рапопорт удивительно мог предвидеть области применения своих открытий, например для разработки противоопухолевых препаратов.

Иосиф Абрамович заложил основы еще одной области исследований
– мутагенов окружающей среды.

31 декабря 1990 г. член-корреспондент АН СССР, лауреат Ленинской премии, Герой социалистического труда
Иосиф Абрамович Рапопорт был сбит автомашиной и скончался.

Его жизнь и труды пришлись на суровое, подчас страшное время, но судьба долго хранила его.
А целью ученого всегда были не премии, воинские награды и звания, но дело, которому он служил всю жизнь, без страха и упрека, до своего трагического конца.

В последнее время благодаря трудам его вдовы, биолога
Ольги Георгиевны Строевой,
вышло несколько книг об этом человеке, не любившем распространяться о себе.

И все же научное наследие Рапопорта только начинают оценивать и осваивать, особенно его теоретические представления. Год за годом фигура легендарного генетика обретает свой истинный масштаб.

«Большое видится на расстоянии».


Памятная доска на корпусе 6, а Института химической физики РАН


Сообщение отредактировал Jurgen - 7.9.2010, 19:00
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
 
Начать новую тему
Ответов (1 - 3)
Jurgen
сообщение 7.9.2010, 19:34
Сообщение #2


Активный участник


Группа: Пользователь
Сообщений: 520
Регистрация: 4.2.2009
Из: Напротив своего дома
Пользователь №: 27



Мы прорвались в Австрию
Дело было так
И.А. Рапопорт


О ВСТРЕЧЕ ПЕРЕДОВОГО ОТРЯДА 7-й ГВАРДЕЙСКОЙ ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНОЙ ДИВИЗИИ С ПОДРАЗДЕЛЕНИЯМИ АРМИИ США 8 мая 1945 г.

В 22.00 7 мая 1945 г. командир 7-й Гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор Д.А. Дрычкин
приказал мне командовать передовым отрядом дивизии в составе разведроты дивизии под командованием старшего лейтенанта Малякшина (ныне генерал-лейтенант)
и роты 1-го батальона 29-го воздушно-десантного полка.

Этим батальоном я командовал до недавнего ранения.
В задачу передового отряда входило движение за отступающим противником,
затем прорыв через массы отступающих немцев и встреча с американскими войсками.

Отряду была предана рация. Дальнейшее усиление отряда зависело от его продвижения.

Движение отряда началось в 5.00 8 мая с рубежа Принцерсдорф в 5 км западнее г. Санкт-Пельтен в направлении крупной магистрали, проходящей через г. Мельк.

Общим направлением движения был выход на шоссейную дорогу вдоль берега р. Эннс.
По дороге мы наткнулись на большой склад подбитых немецких самолетов,
перебрались через взорванный мост и т.д.

Через 3,5 часа движения отряда в него влился самоходный дивизион из 1-го батальона 7-й воздушно-десантной дивизии в составе 12 самоходок, о подходе которого мы были предупреждены по рации.

Им командовал старший лейтенант Хаустов. С ним прибыла небольшая группа офицеров из штаба полка и дивизии.

Подразделения Малякшина, Хаустова и я разместились на броне, остальные – внутри самоходок. Темп движения отряда возрос в несколько раз.

Через полчаса быстрого продвижения по узкой и мокрой проселочной дороге неожиданно открылось шоссе, ведущее к Мельку,

о на нашем пути стояли в боевом порядке три танка "Тигр".

Я соскочил на землю, подбежал к главному немецкому танку, постучал рукояткой пистолета по броне, по-немецки приказал открывшему башенный люк немецкому танкисту разрядить орудия в воздух
очистить дорогу для прохождения нашего отряда.

После некоторого колебания немецкие танки подчинились моему приказу,
отойдя назад, и после нашего прохождения вновь встали на место в том же порядке,

а наш передовой отряд устремился к Мельку.

Не только дорога, но и огромный луг справа, а также более высокая обочина дороги слева были запружены отходящими немецкими войсками, сохранившими свое личное вооружение и часть танков и бронемашин.

Согласно предварительным подсчетам число отступающих немцев на расстоянии 8-10 км до Мелька,
а оттуда до Амштеттена, насчитывало не менее 300 000 чел., не считая тянувшихся за ними других немецких войск.

Офицеров среди них было гораздо меньше, чем полагалось, видно, они скрывали свою форму.
Генералов не было видно совсем.

Появление нашего отряда в советской форме, идущего на большой скорости, вызвало среди них панику.

Отступавшие немцы очищали дорогу перед нами крупными расходящимися волнами.

Одни из них бросались к железной дороге ближе к р. Эннс, а другие - в горы, скрываясь в лесах.

Справа, сначала вдоль берега Дуная, а затем вдоль р. Эннс, по четырем или пяти параллельным ниткам железной дороги почти без перерыва двигались товарные немецкие эшелоны.

Мы радировали о необходимости приостановить с воздуха движение эшелонов, но этого не сделали.

Самоходки дважды открывали огонь по эшелонам, но успеха не достигли.

После прохождения нами рубежа г. Мельк плотность немецких войск резко возросла, и к ним добавились две массы австрийцев.

Одни из них двигались в сторону Вены, другие от нее.
Австрийцы были в гражданской одежде. Мы были свидетелями стычек между ними.

Наш отряд пересек по пути, пройденному за день, две оборонительные немецкие линии с окопами, отрытыми машинами в полный профиль, подготовленными немцами для обороны.

Значит, немецкие генералы еще собирались продолжать войну.

Следующим населенными пунктом, перед которым мы обогнали поток отступающих, был г. Амштеттен.

Вблизи него и в самом городе, по данным пленных, было сосредоточено семь дивизий, в том числе - две СС.

Я отдал приказание в момент начавшегося авианалета прорваться на полной скорости через центр города,
а в случае сопротивления открыть стрелково-пулеметный огонь из самоходок.

Но сопротивления мы не встретили.
Как потом стало известно, двигавшимся на час-полтора позже через Амштеттен нашим танковым частям было оказано организованное сопротивление.

В нескольких сотнях метров за Амштеттеном наш передовой отряд натолкнулся на танковую роту из состава 11-й бронетанковой дивизии США,

которой командовал, насколько помню, Юджин Эдварде, до войны студент Висконсинского университета.

Мы доложили командованию о встрече, которая произошла в 13.00 8.05 1945 г.,
и обе колонны двинулись вперед рядом.

Через несколько километров к нам подъехал на виллисе командир разведовательного дивизиона 11-й бронетанковой дивизии с красным шрамом на лице подполковник Фау.

Мы обнялись.
Он снял с моего погона звездочку на память, а мне передал со своего погона кленовый листок,
отвечающий его чину.

Продолжая некоторое время параллельное движение, мы наблюдали поразившую меня своеобразную вольтижировку виллисов.

К подполковнику на больших скоростях на виллисах приближались с донесениями и за приказаниями американские офицеры, какое-то время они мчались рядом,
а потом круто поворачивали назад или обгоняли нас.

От начальника разведдивизиона я узнал, что 11-й бронетанковой дивизией командует генерал-майор Дегер,
пригласивший нас к себе в предгорья Альп, по которым спускались главные силы этой дивизии.

Но связавшись с нашим командованием, я получил приказание комдива оставить основной состав отряда у моста через р. Эннс, а мне с пятью офицерами и несколькими красноармейцами направиться в г. Линц для встречи с командованием 72-й пехотной дивизии США,
так как встреча с ней планировалась высшим американским командованием.

При подъезде в г. Эннс на другом берегу реки нас поразило огромное количество белых крестов, обозначавших госпитали.

Как известно, немцы с нашими обозначениями такого рода никогда не считались и бомбили госпитали и санитарные эшелоны.

Мост через р. Эннс представлял незабываемую картину. Вешние воды проходили близко к настилу моста,
но по обе стороны от него выглядывало, высоко поднимаясь над ним, множество брошенных в воду пушек, минометов, пулеметов и другого оружия.

Названия отдельных пройденных нами за день населенных пунктов показались мне тогда смутно знакомыми, но времени для воспоминаний не было.

Через несколько лет, перечитывая первый том "Войны и мира", я убедился в том, что вся дорога, по которой мы шли в этот день, была пройдена войсками Багратиона в 1805 г.,
только в обратном порядке – из Линца через Амштеттен и Мельк (у этих двух пунктов состоялись бои) и далее в направлении Брно (Брюнн).

У моста через р. Эннс, где командир эскадрона Денисов расчищал, по Л.Н. Толстому, дорогу для павлоградцев, теперь остановился наш передовой отряд,
закрывая единственный в этом районе переход на другой берег реки.

На другом берегу р. Эннс мы встретили по правую сторону от дороги остатки немецких войск (около 5000 чел.), ранее капитулировавших перед американской армией.

Командование 72-й пехотной дивизии располагалось в гостинице на берегу Дуная,
а полки этой дивизии еще находились на марше.

Мы были тепло встречены командиром 72-й пехотной дивизии генералом Рейнгартом, бригадным генералом Донованом, начальником штаба дивизии, и другими офицерами.

Говорили об операциях и эпизодах войны. Генерал Рейнгарт сказал нам, что он следил за боями, которые вела советская армия под Сталинградом и что ему было стыдно оставаться в бездействии.

Нас много фотографировали и подарили нарукавные знаки 72-й пехотной дивизии - белую алебарду (бердыш) на голубом фоне, американцы ее называли "халабарда".

Быстро стемнело. Наши и американские машины вместе с генералами и офицерами отправились в обратный путь,
и на полпути между Эннсом и Санкт-Пельтеном встретились с командиром 7-й воздушнодесантной дивизии генерал-майором Дрычкиным,
а также с командиром 20-го стрелкового корпуса, Героем Советского Союза, генерал-лейтенантом Н.И. Бирюковым и их спутниками, которые также были в автомашинах.

Поздним вечером 8 мая 1945 г.
военным орденом Достойного Легиона США (Legion of Merit) командорской степени были награждены генералы Бирюков, Дрычкин и я.

Несколько позже были награждены и другие офицеры.
Этот орден из числа первых в США был учрежден еще во время войны за освобождение.

Судя по номеру врученного мне ордена им были награждены за это время 22 тыс. чел.

В нашей дивизии были и другие награждения военными американскими медалями.

8 опубликованной в 1985 г. книге "Освободительная миссия совет ских вооруженных сил в Европе во Второй мировой войне"
(М.: Воениздат) на стр. 493 помещена выдержка из донесения маршала Толбухина в Ставку.

В нем говорится о действиях нашего передового отряда: "Передовые отряды 7 гв. ВДД и 170 тбр в 14-15.00 в районе Шлидсберг (10 км западнее г. Амштеттен) соединились с передовыми частями 11 и 13 танковых дивизий 3-й американской армии.

С нашей стороны действовал усиленный подвижной отряд от 7 гв. ВДД и 170 тбр под командованием майора И.А. Рапопорта.

С американской стороны рг 11-й тд, 12-й ак под командованием младшего лейтенанта Эдварде Юджин и РГ 13 тд 30 ак под командованием старшего лейтенанта Риджвельт".

Наш передовой отряд соединился со взводом 11-й танковой дивизии почти сразу по выходу из Амштеттена около 13.00 8 мая.

Танковая бригада 170-й тбр встретилась в 14 или 15 часов с частью 13 тд США.

Ее отряд не состоял под моей командой.
Скорее всего фронтовые операторы соединили два независимых боевых донесения.

Сообщение Советского Информбюро о встрече войск 3-го Украинского фронта с американскими войсками последовало утром 9 мая 1945 г. или вечером 8 мая.

9 мая ночью мы узнали, что при движении нашего отряда мимо г. Мельк,
где находился концлагерь с нашими военнопленными, при вести о прохождении советских войск они освободились от стражи.

Еще через несколько дней открылась незабываемая картина: по широкой долине недалеко от нашего расположения в разных направлениях бежали толпы, группы, одиночки - десятки тысяч бывших военнопленных и заключенных из лагерей на территории Австрии.

Среди них были французы, поляки, итальянцы, голландцы, чехи, наши соотечественники, громкий разноязычный говор - все они торопились домой.

Через несколько дней 72-я пехотная дивизия оказалась значительно ближе к нашему расположению,
и я вспоминаю неоднократные встречи по служебным делам с командиром одного из ее полков подполковником Керевеем.

Он рассказал, что его родители были русскими крестьянами Караваевыми, д его рождения эмигрировавшими в США.

Мы с ним объяснялись по-русски. Из газет знаю, что он сейчас полный генерал армии США.

В штаб другого полка той же дивизии, располагавшемся в старом монастыре, я попал по необычному поводу.

Причиной поездки была официальная передача американского солдата, попавшего к нам при следующих обстоятельствах.

В начале мая гражданский автомобиль с немецкими опознавательными знаками в 12.00 перескочил через линию немецкой обороны против деревни Принцерсдорф в установленное у немцев время для обеда,
преодолев немецкую и нашу зоны минирования.

Перед нашими окопами из машины вышли американский солдат и его спутник в полосатой одежде немецких концлагерей.

Солдатом был Эдуард Сент Джон, артист цирка из Сан-Франциско в мирное время, а в армии - разведчик.

Накануне ночью он с группой солдат в специальных костюмах прошел по дну Дуная, но на вражеском берегу встретился с засадой.

Пользуясь темнотой, он оторвался от преследователей и спря- тался в канаве, недалеко от шоссе.

Когда утром недалеко от этого места остановилась немецкая машина, он убил шофера, переоделся в его одежду и повел машину по шоссе поближе к расположению советских войск.

По дороге он заметил скрывавшегося беглеца из концлагеря, жителя Праги, которого он спрятал в машине у себя.

На все задаваемые ему немцами вопросы за него отвечал пражанин.

С Сент Джоном после его смелого броска я разговаривал первым и мне же было поручено отвести его в часть.

Тогда же я передал американцам несколько экземпляров книги на английском языке о Ленинграде во время войны.

Перед этим я был неделю дома и купил несколько экземпляров этой книги.

Ее прочитали многие, и она произвела на них, как потом говорили, огромное впечатление. С удовольствием вспоминаю командира полка, встречи с командирами рот и солдатами.

Примерно через месяц командир 7-й ВДД, командиры его полков и офицеры дивизии были приглашены генерал-майором Дегером в гости к американцам.

На полпути мы были встречены командованием и офицерами этой дивизии.

Некоторые из них сели в наши машины, а многие из нас в американские.

Я ехал вместе со штабистом-полковником, его фамилию сейчас не помню, но он сказал мне, что в Первой мировой войне его отец был начальником штаба армии США.

Этот спутник мне и рассказал, что для встречи американцев с советскими войсками была предназначена 72-я пехотная дивизия, но она очень отстала, и,
когда мы прибыли в Линц, полки этой дивизии еще находились на марше далеко от этого города.

11-я танковая дивизия располагалась высоко в Австрийских Альпах.

За несколько километров от штаба уже стояли в почетном карауле солдаты этой дивизии. Встреча была необычайно сердечной.

Пожимали руки и обнимались. Друг с другом встретились представители двух боевых дивизий двух главных стран союзников, громивших фашизм.

Генерал Дегер говорил о своем отвращении к войне и желании вернуться к фермерскому труду.

Произошел обмен подарками, и я, в частности, получил на память два образца штатного ручного американского оружия - карабин и кинжал.
Вскоре состоялся ответный визит.

Дружеские встречи продолжались и с 72-й пехотной дивизией, ее представители бывали и у нас.
Мне случилось быть в штабе этой дивизии вместе с моим комдивом в Линце в тот момент, когда произошел взрыв немецких пароходов с боеприпасами, стоявших на Дунае в центре города, а также при парадной встрече между командующим 3-м Украинским фронтом маршалом Толбухиным и генералом Паттоном.

Произошел обмен орденами: каждый из них снял свой орден и передал другому.

При официальной встрече между генералами и офицерами советской и американской армий, которая проходила в самом красивом замке австрийских императоров Вальзее,
я помогал объясняться двум комкорам - генерал-лейтенантам Бирюкову и Уокеру, в корпус которого входила 72-я пехотная дивизия.

В течение месяца после встречи или несколько дольше взаимоотношения американских солдат, офицеров и высших начальников с нашей
армией были необычайно сердечными.

Признавалась главная заслуга советской армии в победном завершении войны.

Наши солдаты обменивались сувенирами с американскими солдатами, различие языков не мешало тогда понимать друг друга.

Когда же, примерно через месяц, эта группа американских войск была заменена другой, прибывшей из тыла, отношения стали холодными.

И тем не менее я не сомневаюсь, что американские участники встреч под Амштеттеном и Линцем,
а также всех других встреч между союзными армиями, освободившими мир от гитлеризма, вспоминают те солнечные часы последнего дня войны и радостные встречи собратьев по оружию.


Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
vicjuk
сообщение 18.6.2013, 12:52
Сообщение #3


Активный участник


Группа: Пользователь
Сообщений: 2774
Регистрация: 8.12.2008
Из: Москва
Пользователь №: 9



Последние из могикан: история человека, которого однажды расстреляли

Константин Коляда — ровесник самой тяжелой эпохи в истории страны. Он родился 21 января 1924 года, в день смерти Ленина и краха веселых союзных надежд. Коляда жил при Сталине, Хрущеве, Брежневе, при всех последующих скоротечных генсеках. Жил при Горбачеве, при Лукашенко. «При нем, — шутит он, — и помру».

http://ibigdan.livejournal.com/13168939.html#comments


--------------------
vicjuk
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение
sedayaboroda
сообщение 18.6.2013, 16:56
Сообщение #4


Активный участник


Группа: Пользователь
Сообщений: 70
Регистрация: 5.6.2013
Из: Москва.
Пользователь №: 1633



Цитата(Jurgen @ 7.9.2010, 19:54) *

Документальный фильм
“Наука побеждать. Подвиг комбата”



о выдающемся генетике и уникальном человеке

Иосифе Абрамовиче Рапопорте:

www.1-film-online.com/?p=16086

или

http://rutube.ru/tracks/3226760.html?v=7a1...p;bmstart=30047












Сайт





С первой женой



Возвращение домой трижды не Героя Советского Союза,
не ставшего Нобелевским лауреатом (поскольку не подал повторное заявление о вступлении в КПСС).


Днем 26 августа 1945 г. по улице Обуха (Воронцово Поле) стремительно двигался небольшого роста молодой гвардии майор. Его левую глазницу закрывала марлевая повязка. Свернув в калитку особняка под номером 6 – здания института, он вошел во двор и потянул на себя тяжелую резную дверь.

Дежурная у входа, не сдержав радости, громко выкрикнула: «Юзик вернулся!»
Этим домашним именем называли здесь доктора биологических наук Иосифа Абрамовича Рапопорта, десять лет назад аспирантом переступившего порог этого здания. После четырех лет страшной войны он вернулся к любимой генетике.


И.А. Рапопорт, 1945 г.


Иосиф Рапопорт родился 14 марта 1912 г. в Чернигове в семье врача. Уже в детстве Юзик удивлял способностями к языкам и прекрасной памятью. Как многие молодые люди в те годы, он увлекался парашютизмом и авиацией, но биология пересилила. Он выбрал первую в стране кафедру генетики, основанную в Петроградском университете профессором Ю.А. Филипченко.

Студентом-второкурсником, услышав выступление директора московского Института экспериментальной биологии Николая Константиновича Кольцова, он решил по окончании учебы работать у него в любой должности.

Кольцов был великим ученым, основателем нашей школы экспериментальной биологии.

Он первым в мире осознал и высказал главную биологическую идею века: о непрерывности нити жизни, обеспечиваемой самокопированием гигантских наследственных молекул, отдельные части которых представлены генами.

Его гипотеза 1927 г. о матричном воспроизведении жизни легла потом краеугольным камнем в основание молекулярной биологии.

Не зря нобелевский лауреат Дж.Уотсон признает себя «научным внуком» хорошо известного на западе Н.В. Тимофеева-Ресовского, который тоже был «птенцом гнезда Кольцова». Еще одно важное направление работ Николая Константиновича было связано с проверкой другой его гипотезы – о радиации и активных химических соединениях как факторах, вызывающих скачкообразные наследственные изменения организмов путем мутаций.


h
Бывшее здание Института экспериментальной биологии Н.К. Кольцова

С 1925 г. маленький, но блистательный Кольцовский институт обитал в уютном купеческом особняке. Его сотрудники трудились творчески и самозабвенно, разделяя убежденность своего руководителя – ничто не может быть выше занятий наукой. В начале века русская, а потом и некоторое время советская биология была едва ли не лучшей в мире.

Чувство единой семьи сплачивало профессоров и вахтеров. Тон задавали личность основателя, его творческая мощь и нравственный пример. Молодые сотрудники работали много и весело.
П
ри строгой дисциплине тут царил непоказной демократизм. Дух научной свободы и высокой требовательности, задаваемый Кольцовым, создавал сплав ярких творческих личностей. Институт стал для Рапопорта домом, где он сложился как ученый и который вместе с другими строил и защищал.
Начало трагедии

Темой его кандидатской диссертации стали

«Многократные линейные повторения гена и участка хромосомы».

Любимым, удобным объектом генетиков была классическая мушка дрозофила.

Загадочные множественные повторы генов изучают на ней и теперь, спустя 65 лет.

Рабочий день Рапопорта продолжался с 6 утра до 11 вечера. Объем работы был таков, что он один использовал половину пробирок с кормом для мух всей лаборатории. За сверхурочную работу он платил препаратору из своего скудного жалованья.

Кольцов постоянно и настойчиво подводил своих сотрудников к выявлению действия факторов внешней среды на появление наследственных изменений – мутаций. Начав эти исследования в 1918 г. (!) с изучения влияния рентгеновских лучей,
Кольцов опередил в поиске и российского микробиолога Г.А. Надсона, и будущего Нобелевского лауреата Г.Дж. Меллера, но из-за материальных трудностей времен Гражданской войны четко доказать природу изменений ему не удалось.


Стандартными объектами – мушками дрозофилами – тогда располагали только за океаном, в школе Т.Г. Моргана. Тем не менее открытия химического мутагенеза мы не уступили никому. В работе 1932 г. сотрудник Кольцова В.В. Сахаров, используя 10%-ный раствор йода, получил у дрозофилы ряд новых, сцепленных с полом мутаций,

а М.Е. Лобашов и Ф.А. Смирнов в Ленинграде в 1932 г. на 1109 линиях дрозофилы выявили во втором поколении одну летальную мутацию, возникающую под действием уксусной кислоты. Но настоящий прорыв в этой области – заслуга И.А. Рапопорта.

Внимание директора к работе любимого ученика было постоянным.

С середины 30-х гг. росло напряжение и внутри страны, и на ее рубежах. Н.К. Кольцов делал все, что мог, для защиты института и своих сотрудников.

В предвоенные годы нарастает волна сталинских арестов. Началось наступление на научную биологию «народного академика» Т.Д. Лысенко.

Опьяненные победой в огромной стране, иные большевики поверили и в свою власть над законами природы. Лысенковщина стала «наукой» карьеристов и невежд, переводящих несогласных с ними «в политическую плоскость».

Одной из главных крепостей, которую лысенковцам предстояло взять, был Кольцовский институт.

Они уже захватили ВАСХНИЛ, сместив неугодного «вождю народов» Н.И. Вавилова – основателя и первого президента этой молодой советской академии, чье имя на обложке международного журнала «Heredity» («Наследственность») стояло рядом с Менделем и Дарвином, и осваивались в Академии наук СССР.

Но в Наркомздраве, где числился Кольцовский институт, у них поддержки не было.

Тогда в 1938 г. институт переводят в состав АН СССР и приступают к его ломке.

В «Правде» появляется направленная против Н.К. Кольцова клеветническая статья академиков:
химика А.Н. Баха, ботаника Б.А. Келлера, перебежавшего к лысенковцам, и других –
«Лжеученым не место в Академии наук». На общем собрании в присутствии комиссии кольцовцы держались стойко, защищая директора и свой дом – институт.

Среди выступавших был и секретарь комсомольской организации Юзик Рапопорт.
Кольцов не согласился ни с одним из обвинений и «ошибок» не признал.

Но, вызвав огонь на себя и потеряв директорский пост, сумел спасти свое детище.

Так еще до войны началось планомерное уничтожение советской генетики. Были арестованы и вскоре уничтожены видные генетики: Николай Иванович Вавилов, заведующий кафедрой генетики Ленинградского университета Георгий Дмитриевич Карпеченко и Григорий Андреевич Левитский, директор Медико-генетического института Соломон Григорьевич Левит и другие. В декабре в ленинградской командировке не стало и Кольцова – инфаркт.

Но работа отдела генетики в Кольцовском институте продолжалась.

Темой докторской работы И.А. Рапопорта стало получение ненаследуемых изменений – фенокопий, внешне неотличимых от мутаций.

Тогда же им были выявлены соединения, вызывающие взрыв мутаций, – химические мутагены.

Защита диссертации была назначена на июнь 1941 г. Ей помешала война.

Страна нуждалась в другой защите. Юзик ушел в армию добровольцем.
Герой-комбат

С командирских курсов «Выстрел» он вышел старшим лейтенантом.

Командиром 3-го батальона 476-го стрелкового полка в ноябре 1941 г. на Крымском фронте получил тяжелое ранение.

В декабре 1942 г. был направлен на ускоренные курсы Военной академии им. М.В. Фрунзе и окончил их в звании капитана.

Узнав о пребывании Рапопорта в Москве, завкафедрой генетики Московского университета А.С. Серебровский, тоже ученик Кольцова, пригласил офицера защитить свою диссертацию.

На стенах аудитории еще висели таблицы со времени так и не состоявшегося в 1941 г. заседания.

После защиты Иосиф Абрамович получил два предложения, позволявшие ему быть отозванным из действующей армии.

Первое – от академика секретаря президиума АН СССР Л.А. Орбели, второе – из оконченной им только что Военной академии – остаться преподавать. Рапопорт выбрал фронт.

В знаменитой операции форсирования Днепра, будучи начальником штаба 184-го стрелкового полка, он самовольно изменил место переправы.

Это позволило с малыми потерями форсировать реку в удобном месте и, зайдя в тыл противнику, заставить его отступить, бросив укрепленные позиции на высоком западном берегу.

В итоге 62-я дивизия смогла навести переправы и закрепиться на западном берегу Днепра. За этот подвиг Рапопорт был награжден орденом Красного Знамени и
в первый раз представлен к званию Героя Советского Союза, но так его и не получил.


В дальнейшем ходе операции он вывел из окружения части, которым грозило уничтожение.

«Батя-комбат», как называли его подчиненные, был не только отчаянно храбрым офицером.

Он берег бойцов и заботился о них.
На фронте он вступил в партию, что давало ему «льготу» как офицеру, еврею и коммунисту, попав в руки фашистов, первым пойти под расстрел.

В своей книге
«Трудная наука побеждать» генерал Н.И. Бирюков писал:
«Совсем недавно Рапопорт работал в оперативном отделе штаба корпуса – и отлично работал!

До войны сотрудник Академии наук, этот юноша владел несколькими иностранными языками, и, когда мы начали заграничный поход, он стал просто незаменим.


Но офицер так настойчиво просился в бой, что отказать я не мог. Рапопорт принял батальон.
Отважный, находчивый, он везде был на месте».

За прорыв линии «Королева Маргарита»
на пути к Будапешту капитан был награжден полководческим (генеральским!) орденом Суворова
и во второй раз представлен к званию Героя, которого его вновь лишили.

25 декабря 1944 г. Рапопорт должен был принять полк, но получил тяжелое ранение.
Потеряв глаз и чудом выжив, он сбежал из госпиталя в свой батальон.
Но, подчиняясь приказу, вынужден был принять оперативный отдел штаба дивизии.


Спецвыпуск газеты «Красное знамя», 1944 г.

7 мая 1945 г. И.Рапопорту приказали возглавить подвижной передовой отряд и прорваться сквозь порядки отступающей 300-тысячной группировки германских войск для встречи с американцами.

Но немецкие генералы не собирались сдаваться.
После 4 часов движения на броне самоходных орудий отряду преградили путь три танка «Тигр», занявшие боевой порядок.

Иосиф Абрамович вспоминал:
«Я соскочил на землю, подбежал к главному немецкому танку, постучал рукояткой пистолета по броне, по-немецки приказал открывшему башенный люк немецкому танкисту разрядить орудия в воздух и очистить дорогу для нашего отряда.

После некоторого колебания немецкие танки подчинились моему приказу, отойдя назад,
и после нашего прохождения вновь встали на место в том же порядке,
а наш передовой отряд устремился к Мельку».

Встреча с частями 3-й американской армии состоялась.
Маршал Ф.И. Толбухин доложил Ставке о выполненном задании, отметив действия усиленного подвижного отряда под командованием майора И.А. Рапопорта.

Командование в очередной раз представило гвардии майора к званию Героя, но он его опять не дождался.

8 мая вместе с двумя своими командирами, генералами Бирюковым и Дрычкиным, он получил из рук американцев орден
«Почетного легиона».

За войну И.А. Рапопорт был награжден
двумя орденами Красного Знамени,
тремя орденами Отечественной войны,
орденом Суворова,
орденом Красной Звезды Венгрии и многими медалями.

Короткая мирная передышка

Сняв погоны, Рапопорт с головой окунулся в работу. До разгромной сессии 1948 г. оставалось три года, но он успел многое.

Уже в 1946 г. в журнале «Доклады Академии наук» появилась его первая послевоенная статья
«Карбонильные соединения и химический механизм мутаций», ставшая приоритетной.

Позже Нобелевская комиссия вынесет определение, что научное открытие изменения генов под действием химических веществ принадлежит ему и немецкой эмигрантке Шарлотте Ауэрбах, начавшей эту тему в военные годы в Шотландии

и не знавшей о работах Рапопорта.
Идущего первым Рапопорта задержала война...

В трудные послевоенные годы в воздухе повеяло духом свободы. Народ-победитель ощутил свою силу.

Рядовой селекционер, член партии Е.Н. Радаева писала А.А. Жданову в сентябре 1947 г.:
«Широковещательные предложения акад. Лысенко при практическом их осуществлении являются бесплодными... ВАСХНИЛ превратился в пристанище шарлатанов от науки и всякого рода «жучков».

Официальным философом ВАСХНИЛ стал небезызвестный И.Презент, путаник и болтун, не раз битый за левацкие фразы и дела».

Кресло под Лысенко зашаталось.
Он начал терять поддержку даже в отделе науки ЦК: выпускник Московского университета Ю.А. Жданов, сын близкого вождю А.А. Жданова, склонялся в сторону научной генетики.

Зал затих...

«Народный академик» бросился за помощью к самому «хозяину».

И в августе 1948 г., в разгар каникул, экспедиций и отпусков, внезапно начался очередной политический процесс – лысенковцы «судили» генетиков и генетику на своей сессии ВАСХНИЛ.

Подготовка прошла в лучших традициях большевизма – втайне от генетиков.

Все роли были заранее расписаны, тексты согласованы. Доклад Лысенко редактировал сам «корифей науки».

Доброжелатели не советовали Рапопорту выступать, а если решится, то только при орденах.

Чудом попав в зал заседаний, Иосиф Абрамович оказался самым смелым и последовательным защитником науки от клеветы шарлатанов.

Опираясь на достижения кольцовской школы, он дал в своем выступлении обзор достижений научной генетики того времени:

«Ген является материальной единицей с огромным молекулярным весом порядка сотен тысяч и даже миллионов единиц
(не забудем, что тогда это была лишь смелая гипотеза его учителя. – Прим. авт.).

Гены имеются в ядре клетки в совершенно определенных точках, которые называются хромосомами.
Эти единицы стали известны нам в результате настойчивых и трудоемких экспериментов.

Мы убедились, что можно искусственно перемещать единицы из одной хромосомной системы в другую.

Мы убедились, что эти наследственные единицы – гены – не являются неизменными, а, наоборот, способны давать мутации...


Советскими генетиками найдены химические агенты, которые позволяют произвольно получать наследственные изменения во много раз чаще, чем это было ранее».

Рапопорт напомнил и о методах гетерозиса, искусственной полиплоидии, он призывал использовать все новое в мировой генетике для нужд социалистического сельского хозяйства и микробиологии.

Не отвечая по существу, искажая услышанное, лысенковцы прибегли к своему излюбленному оружию
– политической демагогии.

Узнав, что Лысенко поддержан Сталиным, «покаялась» и часть оппонентов.

Рапопорт, достойный ученик Кольцова, не отрекся от истины, а, как отмечено в стенограмме, «отпускал оскорбительные реплики, допускал выкрики», до последнего защищая науку:

«Генетика стоит на пороге великих открытий. Она является лучшей теорией, чем ваша.

Обскуранты!» Выступления лысенковцев встречались аплодисментами, возражавших – гиканьем, выкриками. На один из них:
«Откуда взялся этот хулиган Рапопорт?!» – услышали:
«Из седьмой гвардейской воздушно-десантной дивизии!»

Началась очередная «охота на ведьм».
Повсюду – в вузах, академиях и на опытных станциях – выявляли и истребляли генетику.
Линии мух, полученные Иосифом Абрамовичем, были уничтожены.

Труды института с изложением его докторской диссертации сожжены.

Лабораторию закрыли, ее сотрудники оказались на улице.

Зная, что Рапопорта не запугаешь, его уговаривали покаяться, давили на партийный долг.

Он потерял партбилет, а взамен получил «волчий» – на работу его не брали.

Но «смелого пуля боится» – Иосиф Абрамович спас честь оклеветанной советской генетики и выжил сам.

После сессии 1948 г. он заметно поседел. Он был инвалидом войны, страдал от астмы.

Но на его поступках это не отражалось. За ним стояли высокая Правда, верность Науке и Родине.
Долгое возвращение

Сначала доктор наук Рапопорт пытался устроиться в метро, потом на временную работу в геологические партии, под чужой фамилией делал переводы для Института научной информации...

Вскоре после смерти генералиссимуса, в 1954 г., он пишет небывало резкое письмо новому руководителю партии, Н.С. Хрущеву,
продолжавшему лелеять Т.Лысенко.

От «гражданина Хрущева» ученый требовал (!) «членораздельного изложения намерений политического и административного начальства, к которому Вы принадлежите и которое ответственно за полный разгром нескольких биологических наук в 1948 г.».

Рапопорт настаивал на приеме у первого секретаря ЦК «по вопросу, сейчас, по-видимому, решающему – о судьбе генетики».

Заметьте, не о судьбе лишенного работы доктора наук, вынужденного перебиваться случайными заработками, а о будущем самой этой науки в СССР!

Но Лысенко устоял.

В 1956 г. Нобелевская премия впервые была присуждена советскому ученому
академику Николаю Николаевичу Семенову.

При вручении премии в Стокгольме разделивший с ним награду С.Хиншелвуд (нет пророка в своем отечестве!) рассказал Семенову о классических работах Рапопорта, известных за границей.

В 1957 г. началось возвращение Иосифа Абрамовича к любимой работе в стенах возглавляемого Н.Н. Семеновым Института химфизики АН СССР.

Этот путь осложнялся на каждой ступени «компетентными органами».

Рапопорт писал: «Мне посчастливилось найти во втором приютившем меня научном учреждении немалое родство по духу с исчезнувшим безвозвратно Кольцовским институтом...»

И вот в 1960 г. первая ласточка – увидела свет новая работа Рапопорта –
«Реакция генных белков с 1,2-дихлорэтаном»!

В 1962 г. Нобелевская комиссия выдвинула И.Рапопорта и Ш.Ауэрбах на получение премии.

Помня недавний скандал с лауреатством Б.Пастернака, шведы осторожно запросили мнение советских властей...

В ЦК поставили условием поддержки заявление ученого о повторном вступлении в партию.

Но в то время члены КПСС были обязаны поддерживать так называемую мичуринскую биологию (к которой, кстати, сам знаменитый садовод не имел никакого отношения). Конечно, Рапопорт отказался.

Отказался от всемирного официального признания, от почти автоматического избрания академиком, от денег, наконец.

Для него существовали иные ценности. Тогда ЦК сочло представление И.А. Рапопорта к Нобелевской премии «преждевременным».

В итоге ни он, ни Ауэрбах нобелевскими лауреатами не стали (таковы правила – оба или никто).

Блистательное достижение генетики ХХ в. так и не отметили высшей научной наградой, хотя премия за «параллельный» – радиационный – мутагенез была вручена Г.Дж. Меллеру еще в 1946 г.

По мнению старейшего генетика профессора Н.Н. Медведева, считавшего необходимым избрать И.А. Рапопорта академиком, химический мутагенез был едва ли не единственным разделом мировой генетики, где советский ученый, после истребления этой науки в 1948 г., сумел сохранить для своей Родины ведущее положение.


Верная и очень практичная теория

Открыв в 1946–1948 гг. многие сильные и сверхсильные химические мутагены, Рапопорт получил и первые обнадеживающие данные по их применению в микробиологии и на культурных растениях. Возглавив отдел химической генетики в Институте химфизики,
Иосиф Абрамович стал руководителем нового научно-практического направления.

Ему удалось сделать работу селекционеров генетически осмысленной, а работу генетиков решительным образом связать с практикой.

В отличие от мощного, но действующего неспецифически радиационного мутагенеза, химические мутагены, повышая частоту мутаций
в тысячи и десятки тысяч раз, зачастую служат «волшебной пулей», позволяющей получить хозяйственно ценные мутации.


Колосья озимой пшеницы имени И.А. Рапопорта, 1990 г.


К концу 1991 г. на основе химического мутагенеза в содружестве с селекционерами и агрономами было создано 393 новых сорта культурных растений, в большинстве зерновых.

Они отличаются высокой продуктивностью, устойчивостью к фитопатогенам, к неблагоприятным почвенным и погодным условиям.

Молодой чиновник в Госкомнауке не мог взять в толк, почему этот Рапопорт, ставший по сути селекционером,
никогда не ставит свое имя в число авторов создаваемых сортов.

А президент АН СССР академик А.П. Александров заметил, что пока иные делят авторство, забыв о самом деле, методы Рапопорта работают, принося пользу.

Они успешно работали и на микробиологическую промышленность,
особенно для получения мощных производственных штаммов, создания штаммов – продуцентов новых антибиотиков.

Рапопорт удивительно мог предвидеть области применения своих открытий, например для разработки противоопухолевых препаратов.

Иосиф Абрамович заложил основы еще одной области исследований
– мутагенов окружающей среды.

31 декабря 1990 г. член-корреспондент АН СССР, лауреат Ленинской премии, Герой социалистического труда
Иосиф Абрамович Рапопорт был сбит автомашиной и скончался.

Его жизнь и труды пришлись на суровое, подчас страшное время, но судьба долго хранила его.
А целью ученого всегда были не премии, воинские награды и звания, но дело, которому он служил всю жизнь, без страха и упрека, до своего трагического конца.

В последнее время благодаря трудам его вдовы, биолога
Ольги Георгиевны Строевой,
вышло несколько книг об этом человеке, не любившем распространяться о себе.

И все же научное наследие Рапопорта только начинают оценивать и осваивать, особенно его теоретические представления. Год за годом фигура легендарного генетика обретает свой истинный масштаб.

«Большое видится на расстоянии».


Памятная доска на корпусе 6, а Института химической физики РАН


Вашему Герою, и просто достойному человеку, ЧЕСТЬ и ХВАЛА!.. я своего иначе представлю, не столь помпезно. Он хоть и вполне конкретный человек, но вполне может быть представлен как образ собирательный, образ миллионов самых незаметных героев. Он из тех, кто в равной степени может быть назван Хребтом страны, Солью земли, Хлебом войны, Пушечным мясом и пр. и пр.
Вы ведь не пойдете искать этого Героя на Литературных сайтах, вот я его здесь и представляю:

Посвящается моему другу Стефанову Алексею Николаевичу, командиру танка Т-34, младшему лейтенанту, инвалиду ВОВ, рядовому Герою, внесшему свой малый, но такой необходимый, вклад в Великую Победу. Связь с этим человеком у меня потеряна, но хочется верить, что он все так же бодр каким я его знал в прежние года. С Праздником великой Победы дорогой Товарищ!!!
Настоящая поэма явилась естественным продолжением темы, затронутой в очерке "9 мая 1958 года" (http://fabulae.ru/prose_b.php?id=7828). Не менее естественным явилось желание воспеть подвиг нашего народа в военные и послевоенные годы.

ПРО МОЕГО ДРУГА.

Редакция 06.05.2011

Не полных восемнадцать, младший лейтенант,
За юною спиной лишь два коротких боя;
Еще не проявил бойцовский свой талант,
Однако, в тех боях, он не нарушил строя.

Свободна грудь для знаков доблести его,
Лишь одинокий знак гвардейского отличья,
Но это не беда, не труся никого,
Окажет немцу танк достойное "приличье".

Ствол пушки раскалится карою святой,
Броней одетый танк врага разить стремится,
Уж третий год войны, а он лишь только в бой,
Вступает гневом переполненный на фрица.

Но это как светёт, ну а сейчас в тиши,
Перечитать письмо, припасть душою к дому;
И командиры танков мамам малыши,
В разлуке поручают их покой святому.

Наутро будет бой, атака рубежа,
Все будут как мишени для прямой наводки,
Там труса и героя разведет межа,
Отделит список наградной от скорбной сводки.

Ночь растворила сны и дым дневных забот,
Что снятся младшему под танком задремавшем,
Благословенье мамы юношу спасет,
Над каждым реет пусть на путь отмщенья вставшем.

ххххх

Рассветная прохлада и хрусталь росы,
Природа миг последний тишиною дышит,
Как Истины Момент всем возвестят часы,
Лишь командира, не себя, в машинах слышат.

Сигнал, ракета, командирский крик – вперед,
Лишь дым соляра скрыл исходные дубравы,
Поток стальных машин захватчиков сметет,
И в каждой человек для смерти иль для славы.

Опущен люк, в наушниках комбат орет,
Механик фрикционы отпустил, атака,
Машина к вражьему окопу поле рвет,
Сейчас покажет лейтенант, что значит драка.

В атаке не одни, броней прикрыт десант,
Святое дело подвезти свою пехоту,
Укрыл за башней отделение сержант,
Сейчас в траншеях злую им вершить работу.

Колючка прорвана, окопы под катком,
Вот немца пулемет под гусеницей скрылся,
Покинул танк десант, им этот бой знаком,
А лейтенант вглубь обороны устремился.

Вот огневая точка цепи к долу гнет,
Нельзя, нельзя залечь, в атаке темп теряя,
Осколочно-фугасным бьет и ДЗОТ вразлет,
Танк дальше мчит, все встречное броней сметая.

ххххх

Вторая линия, прорвать ее сложней,
Щетинится бетоном и стальной бронею,
Но это не причина быть с врагом нежней,
Их завершится жизнь с атакой роковою.

Но это впереди, пока опасен враг,
И разрушительным своим он занят делом,
Зло огрызаются и горка и овраг,
За танком лейтенанта враг следит прицелом.

Товарищей хранит маневром и огнем,
Танкист в бою пример и образец напора,
Но смелость не спасет когда ударит гром,
В механика снаряд, другой в отсек мотора.

Радист с водителем сгорели, только прах,
Наводчика на этот раз хранил Создатель,
А командир лежит у танка, умер страх,
В его войне сильней остался неприятель.

На поле тучном жатву собирает смерть,
Погибшим слава, раненным осилить беды,
Атака разрушает обороны твердь,
Не всем достанется вкусить плодов победы.

Не вышел срок солдату обрести покой,
Его от смерти мать молитвой охранила,
Теперь бойцу назначен тяжкий путь домой,
Не малая ему понадобится сила.

ххххх

Был танк, был бой, был лейтенант атаке рад,
Машина выжжена и командир изранен,
Лишь ночью вывезли танкиста в медсанбат,
Но он не знал, потерей крови одурманен.

Агонии четыре дня и забытьё,
Прошли, пока с косой старуха отступила,
Не будет граять на погосте воронье,
Летучка в тыл бойцов израненных катила.

Подвижный госпиталь, вагон, дорога в тыл,
Случайный штурмовик как коршун на охоте,
Крестовый самолет над поездом застыл,
Костлявая не спит, ей снова быть в работе.

Две бомбы два костра и пули рвут тела,
Огонь и кровь, войны привычная картина,
Опять танкисту очередь не подошла,
Лишь ног теперь осталась только половина.

Судьба ударила под вздох и в полный мах,
Не вот-то дашь ответ, как было б парню проще,
Юнцу калекой жизнь продолжить на культях,
Или остаться там, где танк сгорел у рощи.

Кто смел, кто на себя ответственность возьмет,
Давать совет под груз плеча не подставляя,
Не сразу, но танкист и сам ответ найдет,
Ведь в нем жива навечно крепость броневая.

ххххх

Один, второй и третий, ряд госпиталей,
День-ночь и снова день перед глазами горе,
Несчастья не избыть, но, сколько слез не лей,
Всяк со своей бедою пребывает в споре.

Наука медицина знает докторов,
И лучший в их ряду наверно будет время,
Конечность прирастить он может не готов,
Но страждущим всегда взрастит терпенья семя.

Боль-горе не избыть, так Господу видней,
Ведь каждый для своей судьбы на свет явился,
Былого не забыв не рушить новых дней,
Так исподволь танкист с юдолью примирился,

Конечно, на протезе жизнь не веселей,
А костыли в труде и отдыхе помеха,
Но если не скулить над тяготою дней,
То будет повод для улыбки и для смеха.

Присела парню птица счастья на плечо,
Теперь ему и вдаль смотреть совсем не страшно,
Другому от руки любимой горячо,
Забилось сердце вновь игриво, бесшабашно.

Пока отвага, разум, правят головой,
Ни у какой беды дороги нет к успеху,
Так молодой герой, презрев в себе покой,
В труд мирный перешел, в войне оставив веху.
Перейти в начало страницы
 
+Цитировать сообщение

Ответить в данную темуНачать новую тему
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 28.3.2024, 20:39